НЕШТАТНЫЙ ТАНКИСТ
Абрамов Алексей Федорович родился 31 декабря 1925 года в селе Даниловка Белебеевского района Башкирской АССР в семье рабочего. В 1936 году родители Абрамова переехали в г. Кок-Янгак. 15 сентября 1943 года Сузакским военкоматом был призван в Красную Армию. Боевое крещение принял осенью 1943 года под Смоленском. Воевал в составе Западного и 2 Белорусского фронтов. Участвовал в боях на Наревском плацдарме, брал штурмом Мариенбург, Данциг, Кенигсберг. Боевой путь привел Абрамова к городу Грабов на Эльде.
Алексей Федорович Абрамов награжден медалью «За боевые заслуги» и Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июля 1972 года — орденом Славы первой степени.
В конце 1945 года он вернулся в г. Кок-Янгак и вот уже 30 лет работает на шахте «Кок-Янгак> комбината «Средазуголь».
Восемнадцатилетним парнем Алексей уже на передовой под Смоленском.
Короткий митинг перед наступлением и — в бой.
Рота, где находился Алексей, пошла в атаку. Она выбила фашистов из траншей и преследовала их четыре километра, но в болотистом кустарнике наткнулась на вторую линию обороны. Бойцам пришлось залечь, окопаться.
Алексей оказался рядом с командиром роты Тряпукиным.
— Связным будешь,— сказал тот, окинув взглядом крепкую, плотную фигуру Алексея.
Алексей кивнул, но не знал, что это такое. «Дело покажет»,— подумал он, а пока что окапывался, как делали другие красноармейцы.
Немцы опомнились, открыли огонь из пулеметов, мешали закрепиться.
Посвист пуль над головой беспокоил, думалось, что какая-то может вонзиться и в его тело, но рядом был озабоченный капитан, и Алексей прогонял от себя эти мысли. А когда укрылся в ячейке, совсем перестал обращать внимание на пули, копал траншею, чтобы соединиться с ячейкой капитана. Земля была мягкой, торфянистой, копалось легко...
— Ну, оторвались мы,— сетовал капитан,— надо обязательно удержать эту позицию.
Вдруг в траншею к Алексею скатилось двое бойцов.
— Связные мы,— сказал один, отдуваясь. Второй спросил: «Где капитан?» Капитан выглянул. И сразу над головами роем зажужжали пули. Немцы заметили командный пункт, сосредоточили огонь.
Солнце как назло поднялось над леском и своими лучами освещало эту полянку с редким кустарником. Туман с болота не спешил надвинуться на нее, и воздух был свежим.
«Как у нас в горах»,— подумал Алексей.
Капитан приказал связным вернуться к бойцам, чтобы те подтянулись к переднему краю.
Первый связной успел только выглянуть из траншеи и осел убитый. Второй — отполз на несколько шагов и тоже замер навсегда.
— А надо, Алеша,— сказал капитан.
«Ясное дело — немцы в атаку собираются»,— понял Алексей.
Он прислушался к пулям, приготовился к прыжку из траншеи и выбросился в какой-то миг, когда не уловил уже привычного посвиста пуль и дальше не полз, а катился, кувыркался, пока не очутился среди кочек, поросших пожухлой осокой.
Теперь пополз, но не спешил, выбирал дорогу между самыми большими кочками. Думал о приказе, который должен во что бы то ни стало доставить командирам отставших взводов.
Те встретили его на краю кустарника, смотрели внимательно, искали на шинели пятна крови.
— Не ранен? — спросил один, не веря своим глазам.
— Царапнуло...— Алексей неумело забинтовывал палец на левой руке. Кто-то, смеясь, помогал.
— Приказ такой,— передал Алексей,— до вечера наблюдать и, в случае чего, поддержать капитана, а по темноте выдвинуться на передний край.
— Ясно,— ответил пожилой командир взвода.
Солнце еще только коснулось вершин леса. Окопы противника оказались в тени, и та же тень наползла на полянку, где окопались капитан и десятка полтора бойцов. Становилось прохладно. Туман над болотом оседал инеем. Затихали пулеметы.
А потом наступила полная тишина, в которой стрекотание сороки показалось треском зенитного пулемета.
«Вот она какая — война,— думал Алексей,— как работа—с умом делать надо».
Сумерки наступали медленно, долго не гасла заря за лесом, потом темноту вспарывали ракеты и трассирующие пули.
Алексей приполз в свой окоп вместе с пожилым командиром взвода.
Капитан пожал ему руку:
— К награде представлю — достоин,— сказал, волнуясь.
Немцы заметили движение на позиции роты, усилили пулеметный огонь и открыли минометный. Взрывы мин выворачивали душу.
Ночью пришло неожиданное подкрепление. Капитану подвели телефон.
— Живем, Алеша! — говорил он, связываясь с артиллеристами.
— Сейчас дадим ориентиры пулеметов, пушкари подавят их.
Не затея капитана не удалась. На стрельбу наших орудий ответили немецкие. Началась, артиллерийская дуэль по вспышкам залпов, а на позицию роты по-прежнему сыпались мины, и над головами бойцов трассировали пули.
Одна мина взорвалась совсем близко. Алексея до пояса засыпало обвалившимся бруствером траншеи.
«А могло прямо попасть»,— думал он, выбираясь.
Грохотало до зари. Потом наступила тишина, которая каждое мгновение могла взорваться, и взорвалась. Началась артподготовка, а следом рота поднялась в атаку...
Прошло два месяца. Было ранение, был далекий Тюменский госпиталь... И снова фронт...
На танк, несущийся в атаку, нацелены и орудия, и пулеметы, и бойцу-десантнику негде укрыться от пуль и осколков. Сколько же смелости надо иметь, чтобы «верхом на броне» пройти тысячи километров. А ведь он не только десантник. Он глаза и уши танка, он охрана танка. Надо вовремя разглядеть опасность и решительными действиями, порой с риском для жизни, спасти танк и его экипаж. Доводилось Алексею попадать в сложные ситуации, и всегда его выручали смекалка и отвага.
...Танки шли «ощупью», на их броне сидели десантники. Впереди в белой мгле трещали пулеметы, ухали орудия. Напуганные короткой артподготовкой, немцы «отстреливались».
Снег слепил глаза.
Танковый взвод шел на доты. Свернуть некуда, проход в минном поле вел только вперед. И вдруг головной танк встал. Из него вырвался дым. Танк лейтенанта Гущина тоже остановился. Гущин выглянул из люка, растерянный и злой.
— Алешка, что там?— спросил он, мотнув головой вперед.
Алексей спрыгнул в снег, молча пополз.
«Что там? — думал он и отвечал сам себе: — Конечно, истребители танков — фаустники...»
Снег забивался в рукава полушубка, таял от горячего тела. Алексею было жарко. Над ним посвистывали пули. Впереди слышался треск пулеметных очередей.
— Куда стреляют, гады? — ругался он. — Не видят ни черта, а стреляют.
Небо спустилось почти до земли, мутное, тяжелое, и с него падал серый снег.
«Вообще-то, это хорошо,— думал Алексей.— Танки слышно, а не видно, а меня и не слышно и не видно».
Он оглянулся назад. Танки едва виднелись темными пятнами. Головной горел лампадой во мгле. Пламя и дым, колыхаясь, боролись с падающим снегом.
Трескотня пулеметов затихала. Фашисты успокаивались. Слышались их голоса. Кто-то смеялся, говорил возбужденно. Алексей свернул на этот голос.
«Теперь бы попасть в амбразуру, и дело сделано»,— думал он и осторожно со связкой гранат подползал ближе.
Порыв ветра качнул куст, снег пригоршнями посыпался в лицо. Алексей привстал, швырнул гранаты и кубарем покатился назад.
Взрывы, всплески огня и клубок дыма закрыли полнеба...
А сзади, ревя мотором, мчался танк Гущина. Десантники на его броне казались снежными комьями.
— Прыгай!— крикнул лейтенант Гущин.
Танк на секунду приостановился. Кто-то подал Алексею руку. Он очутился на броне, и танк рванулся вперед. Мимо промелькнул черный, замолкший дот.
Задние танки разворачивались на соседние доты. Из ячеек выскакивали фрицы. Их темные фигуры ясно различались на сером фоне пороши. По ним били из автоматов. Они что-то кричали, бросали оружие и, падая, вытягивали руки вперед.
Вдруг сосед Алексея охнул, съежился.
— Ты чего? — Алексей протянул к нему руку но тот неожиданно свалился. За ним упал второй десантник, потом третий.
«Откуда стреляют гады?» — удивился Алексей. Он оглядывался, мгла застилала даль, а вблизи белели запорошенные кусты.
Алексей переполз на правый борт — там никого не осталось. Танк мчался по снежному полю, подминал под себя кусты, перемахивал через воронки и, казалось, не мог остановиться. А слева и справа неслись другие танки, за ними курилась поземка, их орудия «плевались» огнем, и они тоже не думали останавливаться.
«Куда же без десанта?»— подумал Алексей, и в это время танк вздрогнул, шарахнулся в сторону и встал. Алексей слетел с него в куст, запутался в ветвях, но быстро выбрался и подобрал автомат.
Второй танк, что мчался слева, тоже встал. Над ним поднялся столб дыма.
Лейтенант Гущин, выглянув из танка, кричал кому-то:
— Сюда, быстро сюда!
Потом повторил:
— Алеша, быстро сюда!— и скрылся в танке.
Алексей втиснулся следом. В танке было тихо. Отчетливо слышались щелчки пуль о броню. Стонал раненый, заряжающий орудия.
— Действуй за него, — сказал Гущин.
Танк заревел мотором, двинулся вперед.
Работа заряжающего для Алексея была не в новинку. Он обучался этому делу после госпиталя, но по разным случайностям до сих пор оставался десантником, хотя Гущин и называл его танкистом.
Орудие стреляло непрерывно. Алексей не видел, куда попадают его снаряды, только потом узнал: они подбили четыре бронетранспортера, две пушки и подавили три станковых пулемета.
Последний раз Алексей зарядил орудие, когда в танке было уже нестерпимо жарко. Танк горел. Лобовой стрелок Василий Романов был убит. В живых остались лейтенант Гущин, командир орудия Титов и он, Алексей.
Выбравшись из горящего танка, они поползли по колее назад, а мимо шли танки других взводов, и за ними бежала пехота.
Прорыв увенчался успехом.
...Алексей был ранен. Подлечив в санбате свои раны, зашагал он дальше дорогами войны. Ему еще пришлось форсировать Одер, штурмовать города Лихен, Фюрстенберг, Грайсфальд. В районе населенных пунктов Вальдау и Пантау, будучи в составе танкового десанта, Абрамов вновь проявил смелость и отвагу, уничтожив три станковых пулемета и до пятидесяти немецких солдат. К берегу Эльде он вышел с тремя орденами Славы и медалью «За боевые заслуги». Здесь, под стенами города Грабов, и закончилась для него война.
