КОМАНДИР ОРУДИЯ
Вертиков Алексей Георгиевич родился 3 марта 1922 года в деревне Козинка Левинского района Орловской области. В 1939 году родители Вертикова переехали в село Беловодское Киргизской ССР. В 1942 году был призван, на военную службу. В ноябре 1943 года, под Киевом принял первый бой. Воевал на Центральном, Брянском и 1 Белорусском фронтах. Освобождал Ковель, Калинковичи, форсировал Припять, Буг, Вислу, Одер, участвовал в боях в Померании, в Силезии, штурмовал Берлин.
Дважды ранен, контужен. За боевые подвиги Вертиков награжден орденами Красной Звезды, Славы трех степеней и боевыми медалями. Орденом Славы I степени он награжден Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года.
В наши дни Алексей Георгиевич живет в селе Калининское.
Известие о войне застало Алексея в Новосибирской области. Он работал в совхозе «НКВД». Ему было девятнадцать лет. Он мог идти на фронт, но дирекция совхоза не отпускала, выдала «бронь», и только в октябре ему удалось вырваться оттуда под предлогом плохого здоровья родителей, которые жили в Киргизии.
Он приехал к ним в село Беловодское, а через несколько месяцев ушел в армию. Но опять ему не повезло. Вместо фронта его отправили в Алма-Ату. Там, в бывшем кавалерийском полку, он прошел занятия по курсу молодого бойца, потом, наконец, повезли в сторону Москвы. Он стал солдатом 11 кавалерийского Краснознаменного полка, входившего в состав 4-й кавалерийской гвардейской дивизии.
В мае 1942 года его послали учиться в корпусную школу младших командиров. Учеба не прекращалась ни днем, ни ночью. Марши, стрельбы, тактические учения чередовались друг с другом. На занятиях руководитель говорил: командир противотанкового орудия должен быть человеком молниеносного соображения, моментально ориентироваться, быстро считать. Мыслить в два-три раза быстрее, чем движется танк. Тогда смысл слова «противотанковая» обретет реальную силу.
...Прошли весна и лето 1943 года. Фронт приближался к Киеву. И только на Днепре Вертиков увидел фашистов.— не пленных, понуро идущих в наш тыл, а озлобленных неудачами, поджигающих деревню, чтобы она не осталась на земле.
Первый бой. Он самый страшный. У Алексея подгибались ноги, душа замирала, а потом было нестерпимо стыдно, думалось, что все знают, как он боялся умереть. Это было в конце ноября, под деревней Хатки, южнее Киева. Но другое мнение было у командира полка.
«Товарищ Вертиков в боях за деревни Остражанка и Кочуры, будучи командиром орудия, проявил исключительную смелость и отвагу. Огнем своего орудия он уничтожил 2 миномета, 3 брички с боеприпасами, кухню и до 20 солдат противника».
Зимой Алексей забыл пережитое в первом бою, воевал умело, с ненавистью, казалось, не ведал страха и заслужил первую награду — орден Славы III степени. А потом пришел «трудный» бой. Все бои нелегкие, но бой под деревней Залесично в Польше выдался особенно тяжелым.
Стрелковый взвод, которому было придано орудие Алексея, занял позицию в густом кустарнике перед заснеженным полем. Впереди виднелась деревня...
Расчет орудия не спал, кутаясь поплотней в полушубки, натягивая на самые брови шапки. Все ожидали рассвета, а с ним и боя.
Алексей думал о бойцах. Все они воевали больше него, и тот страшный первый бой на Днепре для них был обычным, как и этот, что предстоял, а он почему-то волновался. Слишком неравные силы столкнутся, и неизвестно, когда подойдут батальоны полка. «А там,— Алексей смотрел на деревню,— не меньше двух рот, и, конечно, есть артиллерия и минометы».
С вечера, когда взвод и расчет занимали позиции, немцы обстреливали кустарник, раскрыли некоторые свои огневые точки, теперь Алексей понимал, какой силе придется противостоять.
— Коней уведите подальше, — приказал он ездовым.
— Есть! — живо отозвался Калягин.— Я на них от Москвы еду, думаю до Берлина доехать.
Он побежал к коням, и в это время в деревне ухнул первый залп. Взрывы снарядов разорвались с недолетом, потом ближе и сзади и по сторонам. Иней с кустов сыпался порошей. Земля вставала столбами взрывов, жужжали осколки, летели срезанные ветки. Всюду грохотало, дымило, все дрожало и брызгало огнем.
— Это перед атакой, — сказал Хрипунков, наводчик орудия. Он лежал у щита и как ни в чем ни бывало закуривал.
Уже совсем рассветало, когда кончился обстрел. На улице деревни появились немцы. Они выходили на окраину, готовились наступать широкой цепью. Наши пехотинцы отряхивались, выбрасывали из ячеек мерзлые комья земли, проверяли исправность оружия. Пулеметчики возились у пулеметов. Раненые бинтовали себя. Тяжелораненных бойцов, не нарушая маскировки, отправляли в глубину кустарника.
— Что-то в открытую готовятся,— сказал Хрипунков, глядя на немцев через прицел.— К чему бы это!
Словно отвечая ему, в деревне снова загрохотали орудия. Тут же на наших позициях вздыбились разрывы снарядов и мин, и вражеские солдаты пошли в атаку тремя плотными цепями.
— Держать на прицеле переднюю цепь! — скомандовал Алексей. Снаряд фугасный! Пристрелка! Приготовить осколочные!
Расчет действовал быстро, четко. Цепи врага вышли на поле, приближались. На позиции взвода затрещали автоматы, сухо защелкали выстрелы карабинов, но цепи не остановились. Первая цепь побежала, было видно, как из под ног разлетался сухой снег.
— Огонь!— скомандовал Алексей. Фугас разорвался за первой цепью. Алексей изменил прицел и приказал стрелять беглым, веером. Орудие заработало. Осколочные снаряды рвались в самой цепи. Было видно, как в ней появляются бреши, как на снегу зачернели неподвижные фигуры упавших. Потом цепь залегла, открыла огонь из автоматов.
— Огонь по второй цепи!— приказал Алексей.
Снаряды рвались точно во второй цепи. Это заметила первая цепь и поднялась в атаку. Но ее встретили наши пулеметы. Они заговорили в самое подходящее время. Пулеметчики открыли огонь с обоих флангов. Фашисты шарахнулись назад. Орудие Алексея било по ним, и на снегу оставались черные трупы.
Все посмотрели на деревню. На ее окраине копошились орудийные расчеты. Вражеские артиллеристы выходили на прямую наводку, чтобы уничтожить наши огневые точки. Алексей приказал сменить позицию, которую, видимо, засекли и готовились накрыть.
Маскируясь за кустами, расчет на руках перекатил пушку вперед, полагая, что немцы будут обстреливать глубину кустарника. Коней и боевую бричку переместили дальше в глубину.
День начинался ясный, морозный.
Пулеметчики тоже сменили позиции. Сержант, заменивший погибшего командира взвода, сам выбрал для них места и пришел к Алексею посоветоваться.
— Пожалуй, надо молчать, пока не подойдут на расстояние броска гранаты,— сказал он. — У нас гранат много, а вы, товарищ гвардии старший сержант, ударьте, когда мы пустим в ход гранаты.
Он говорил с Алексеем почтительно, хотя по званию был почти равным, а по возрасту сошел бы Алексею за отца. Его черные густые усы были уже с проседью, серые глаза смотрели умно и спокойно.
— Хорошо. Но может быть что-то изменится,— ответил Алексей.— Гранаты надо бы оставить на крайний случай. Мы картечь приготовили.
— Думаете, до вечера затянется?.. Да-а, все может быть.., — согласился сержант и ушел к своим пехотинцам.
Минут через пятнадцать фашисты повторили обстрел. Он длился недолго, но там, где были старые позиции орудия и пулеметов, земля, снег и ветки кустов не успевали оседать, словно их подбрасывали огромными лопатами и ловили на лету. Не меньше снарядов легло и в глубине кустарника, куда могли бы отойти пехотинцы, если бы поступили по немецкой тактике — ушли с передовой на время обстрела. Потом противник опять смело пошел в атаку. На середине поля, там где их утром встретили осколочные снаряды, они замешкались на минуту, но преодолели страх и бросились дальше бегом. В это время их орудия и минометы прекратили огонь.
Наступила тишина. В ней отчетливо слышались команды офицеров, подгонявших солдат. Фашисты бежали уже по чистому полю, где не было ни воронок, ни трупов.
Орудие открыло огонь картечью. Пулеметы ударили с флангов. Немцы залегли, но потом продолжали приближаться по-пластунски.
— Осатанели, что ли? — опросил Хрипунков, не от¬рываясь от прицела. И вдруг закричал: — Не вижу!
Кусты мешают!
— На колеса! — приказал Вертиков.
Расчет выкатил орудие на прямую наводку. Его заметили из деревни, открыли огонь. Снаряды рвались вокруг, свистели осколки, позицию заволакивало дымом. Но огонь орудия остановил атакующих немцев. Они попятились назад, и в это время справа пошел в атаку подоспевший наш батальон. Он преследовал немцев, косил их огнем автоматов и с ходу ворвался в деревню.
За участие во взятии деревни Залесично, Вертиков был награжден орденом Славы II степени.
Потом были еще бои. Фронт катился на запад, к Берлину, и, там, в городе Штральзунде, пришла победа.
Командир полка писал в последнем наградном листе:
«В боях с немецкими захватчиками с 15 апреля по 1 мая 1945 года товарищ Вертиков из своего орудия вел беспрерывный огонь, метко поражая огневые точки и живую силу противника. В бою за населенный пункт Брядиков 30 апреля 1945 года товарищ Вертиков под сильным вражеским огнем выкатил свое орудие на открытую позицию и прямой наводкой уничтожил 1 самоходку, 6 огневых точек и до 30 солдат и офицеров противника».
Наградной лист был подписан 18 мая 1945 года.
Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 15 мая 1946 года Вертиков награжден орденом Славы I степени.
