ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА
Герасимов Михаил Кузьмич родился 20 октября 1920 года в селе Ребриха, Ребрихинского района Алтайского края. В армию был призван осенью 1940 года. Фронтовая служба зенитчика Герасимова началась под Великими Луками в августе 1941 года. В 1942 году он окончил курсы воздушных стрелков. Воевал на Калининском, Воронежском, 1 и 2 Украинских фронтах. 226 боевых вылетов совершил Герасимов, на его личном счету 5 сбитых самолетов.
За мужество и героизм Герасимов награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, Красного Знамени и Славы трех степеней. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года он награжден орденом Славы 1 степени.
С 1965 года Михаил Кузьмич живет и работает в городе Фрунзе.
После освобождения Киева 6 ноября 1943 года многие летчики и воздушные стрелки 90 гвардейского штурмового полка были награждены орденами. В их числе был и Герасимов. Его наградили сразу тремя орденами: Красной Звезды, Отечественной войны II степени и орденом Красного Знамени.
«За отличное выполнение 76 боевых вылетов», — говорилось в приказе...
В то время шли тяжелые бои на переправах через Днепр, авиация всеми силами помогала наземным войскам.
Ранним ноябрьским утром ИЛ-2 с бортовым номером 4 вылетел в район Винницы на разведку. Там находился штаб фашистской группы войск «Юг». Оттуда шло подкрепление на оборону «Восточного вала», за которым фашисты думали удержаться, остановить наступление советских войск. Надо было знать, что там делается, куда перебрасываются резервы.
Летчик, лейтенант Ваулин, и воздушный стрелок Герасимов готовились к этому полету два дня. Изучали карту, обстановку на фронте, готовили самолет и оружие.
И вот под крылом Днепр. Несмотря на ранний час, на его берегах грохочут орудия, клубится дым, белеют охваченные пеной всплески разрывов, серыми муравьями плывут лодки. Потом он остается сзади. Дальше тянулись паутина дорог, села, рыжие поля в стернах, зеленые луга в побелевшей отаве со скирдами сена, впереди, на горизонте, голубоватая дымка, в которой угадывался позолоченный осенью лес. Когда пролетали над ним, попали в зону обстрела зениток. Один снаряд задел хвост, Их тряхнуло, сбило с курса, но больше ничего не случилось.
— Лететь можно,— сказал Ваулин.
Герасимов видел пробоину и удивлялся, почему не было взрыва. Снаряд, как болванка, прошил хвост и упал вниз. Летчики и воздушные стрелки часто видели «висячие» снаряды. Достигнув предела в своей высоте, они останавливались и потом падали. На этот раз было то же самое, только снаряд прошел через хвост ИЛа.
«Если бы он разорвался, мы бы уже падали»,— спо¬койно думал Герасимов, наблюдая за воздухом. В полете и в бою он был обязан видеть все, как в небе, так и на земле. Иначе их атакуют и собьют. Летчик ведет самолет, видит только прямо по курсу — ОH занят, за остальным должен наблюдать стрелок.
Позолоченный лес кончался, за ним раскинулся широкий луг со скирдами, с деревнями, окруженными почерневшими садами.
— На опушке батареи, — доложил Герасимов.
— Вижу, — ответил летчик, и в этот момент самолет подбросило, тряхнуло, и он развалился надвое: хвост полетел в одну сторону, фюзеляж с экипажем — в другую.
— Прыгай, Миша! — Крикнул Ваулин.
Герасимов вывалился за борт, дернул за кольцо парашюта...
Внизу зеленел последней отавой луг, скирды, как могильные холмы на клабище, были черными. Лес оставался далеко сзади, Михаила несло к деревне. «Нельзя туда», — думал он, подтягивая стропы, чтобы уменьшить снос от ветра.
Земля приближалась быстро. Он упал, его накрыло парашютом.
«Скорей, скорей»,— торопил он себя. Надо было сжечь парашют, подальше уйти от места приземления, спрятаться до ночи, потом найти товарища и пробраться к своим.
«Почему я не видел его парашюта — думал он, когда остановился у скирды, чтобы перевести дух. На лугу было тихо, безлюдно. Две вороны, каркая, летели в сторону леса. Солнце набирало высоту, сохла роса. От скирды пахло прелым сеном.
«Видно дожди были, когда косили», — машинально отметил Герасимов. От скирды к скирде, оглядываясь и прислушиваясь, он уходил дальше, и вдруг подумал: «Зачем? Если немцы из деревни видели и будут искать с собаками, то никуда не уйти, а если не будут искать, то уходить от деревни глупо — с голоду подохну». Он вернулся к ближней скирде, вырыл в ней нору и, стараясь замаскировать следы, спрятался.
Прошло минут десять. Сидеть ничего не видя, слышать только шуршание мышей, стало невмоготу. И он решил выбраться, посмотреть, что делается вокруг.
На лугу по-прежнему было тихо, пустынно. В деревне пели петухи, дымились печные трубы. Из леса слышалась стрельба. Солнце стояло высоко, по небу плыли рваные тучи. Земля была сырой, холодной — ожидала снега.
«Где же Анатолий» — думал Герасимов, всматриваясь вдаль. Почерневшие от дождей скирды стояли угрюмо, тоскливо. Ему представлялось, как здесь было людно во время сенокоса. Он вырос в Алтайской деревне, любил пору сенокоса и сейчас почувствовал нестерпимую тоску, подумал, что, может быть, сегодня или завтра на него наткнутся фашисты и все кончится.
Месяц назад ему исполнилось двадцать три, жить хотелось долго, жизнь казалась чудом. Он вспомнил товарищей по эскадрилье, своего летчика Анатолия Ваулина и, испытывая злость на тех, кто сбил его, поклялся выбраться отсюда живым.
Время тянулось медленно. День кончался словно нехотя. Солнце клонилось к горизонту, путаясь в тучах. Тени от скирд перечеркнули луг, на нем поднимался серый холодный туман. Но не успело солнце скрыться, как туман осел инеем, и луг побелел, как в лунную ночь.
Герасимов шел к деревне. Он решил узнать, есть ли там немцы, хотел раздобыть гражданскую одежду, потом думал пробираться через линию фронта. Недалеко от деревни он спрятал документы, кобуру, знаки отличия и приблизился к огороду крайней хаты. Было уже темно, деревня замерла, словно опустела, нигде не мерцал ни один огонек, тишину не нарушал даже лай собак.
«Без людей, что ли?» — недоумевал Михаил и вдруг увидел смутную фигуру человека, идущего к нему. Он лег в бурьян, притаился. Человек прошел совсем рядом. Герасимов увидел, что это женщина. Она шла быстро, оглядывалась и несла какой-то узелок, пряча его под шаль на груди. Ее поведение подсказывало, что она прячется от людей, значит, может быть союзницей.
«Надо узнать, куда она спешит»,— Герасимов стал следить за ней, но не подходил близко, чтобы не выдать себя раньше времени. Она спешила на луг и там осматривала скирды, перебегала от одной к другой, а потом, когда была далеко от деревни, стала негромко звать:
— Летчик, где вы?..
Теперь Герасимов понял: она ищет его, хочет помочь. И он отозвался, вышел из-за скирды.
— Здравствуйте. Вы, наверное, кушать хотите? — сильно смущаясь, она протянула ему узелок.
Герасимов сел под скирду, развернул его. Там оказался хлеб, кусок сала, вареная картошка, лук и соленые огурцы. Днем ему хотелось есть, но вечером, пробираясь в деревню, он заглушил голод. Теперь ощутил такой аппетит, что ел все сразу. Эта женщина рассказала ему о том, что в лесу есть партизаны, но сейчас он окружен фашистами и пробраться туда нельзя. В селе много чужих из приднепровских сел. Немцы собираются строить укрепления, нужна рабочая сила. Но пока не трогают. Что-то у них не получается.
— Как там на фронте? — спросила она.
— Форсируем Днепр, — ответил Герасимов.
— Вам нельзя оставаться здесь. Холодно. Я спрячу вас дома.
Ее дом был той самой хатой, к которой Михаил подкрадывался вечером. В нем она жила после того, как ее выселили из родного дома, занятого под полицейскую управу. Две комнаты соединялись дверью с конюшней, в которой сейчас был кое-как устроен школьный класс: стояли четыре парты, классная доска, старый шкаф с глобусом за разбитым стеклом, а на небеленой стене висела карта западного полушария. Из этой «школы» был выход на огород. «В случае чего, можно уйти незаметно», — размышлял Герасимов, осматривая свое убежище. До войны эта женщина работала учительницей. Она настойчиво доказывала, что он должен остаться у нее.
— Вы не пройдете через фронт. Туда едут и едут. Там много немцев. Подождите.
Герасимов не спорил. Он уже видел, что выйти из убежища — это значит добровольно попасть в руки фашистов. Фронт еще не установился, неизвестно, где можно пройти.
Сутки прошли благополучно. Ночью грохот фронта приблизился. Слышались отдельные взрывы. Над горизонтом мерцало зарево. К утру оно переместилось на юг, и грохот покатился стороной. А фашисты, окружавшие лес, спешно уходили на запад. Они так торопились, что даже не задержались в деревне, прошли за озером, видимо, боялись встретить партизан. Те появились к вечеру. Деревня ожила. На улицу вышли толпы людей. Они смеялись, плакали, целовали партизан.
Через день Герасимов был в своем полку. И снова боевые вылеты, воздушные бои.
В октябре 1944 года он был награжден орденом Славы III степени. Потом, в следующем наградном листе, о нем писали: «С 1 ноября на 2 Украинском фронте отлично выполнил 36 успешных боевых вылетов на штурмовку живой силы и техники противника. За этот период составом экипажа уничтожено: 6 танков, 7 вагонов, 14 автомашин, 11 повозок, взорвано 2 склада с боеприпасами и подавлен огонь 4 зенитно-огневых точек.
Товарищ Герасимов, опытный воздушный стрелок, мастер воздушного боя и ведения прицельного огня по наземным целям. Хорошо разбирается в конструкциях и силуэтах самолетов противника и отлично знает тактику истребительной авиации. В бою мужественный, смелый, готовый до самопожертвования бить и уничтожать врага. Отлично наблюдает за воздухом, хорошо ориентируется в обстановке и часто помогает командиру в выборе объекта для атаки.
22 декабря 1944 года вылетел с ведущим шестерки ИЛ-2 в район Немце нанести удар по войскам и технике противника. В районе цели группа атаковала железно¬дорожный состав и со снижением легла на обратный курс. Перед линией фронта, в стороне, товарищ Герасимов заметил на дороге автомашины, но вести огонь не позволял угол обстрела. Попросив командира сделать крен, товарищ Герасимов несколькими очередями зажег две автомашины. Группа в целом в этот вылет уничтожила: 2 вагона, 3 автомашины и создала два крупных очага пожара.
16 ноября 1944 года к шестерке штурмовиков при подходе к цели в районе Асод прорвались два ФВ-190, пытаясь разбить строй и атаковать. Товарищ Герасимов, быстро обнаружив ведущего пары истребителей противника, открыл по нему огонь и с первых же очередей подбил его. Оба истребителя, развернувшись со снижением, пошли на свою территорию. Группа успешно выполнила задание, уничтожив: 5 автомашин, одну артбатарею, нанесла большой урон живой силе противника...»
Будапештская и Венская наступательные операции и освобождение Чехословакии были последними этапами боевого пути Михаила Герасимова. 78 боевых вылетов совершил он за это время. Штурмовыми ударами экипаж самолета уничтожил 13 танков, 6 самоходных орудий, 5 батарей зенитной артиллерии и много другой техники. До 200 немецких солдат и офицеров нашли свою смерть.
2 апреля 1944 года в районе города Дегтице штурмовики наносили удар за ударом по скоплению живой силы противника. На выходе из пике самолет был атакован двумя ФВ-190. Удачно сманеврировав, летчик уклонился от атаки первого истребителя и, заложив крутой вираж, зашел так, что «фоккер» оказался под огнем воздушного стрелка. Противник был в 200 метрах. Быстро взяв его в прицел, Михаил двумя очередями перебил стабилизатор.
Через день в полк пришло подтверждение: штурмовик с бортовым номером 7 сбил один истребитель ФВ-190.
226 боевых вылетов и 5 лично сбитых вражеских самолетов — таков вклад полного кавалера ордена Славы Герасимова в победу над фашистской Германией.
