ПОЗИЦИЯ ПОД ЯБЛОНЕЙ
Гудименко Николай Иванович родился в г. Фрунзе 24 февраля 1924 года. На военную службу был призван Фрунзенским горвоенкоматом 12 октября 1942 года. На фронте с сентября 1943 года. Воевал на Воронежском, Степном и 1 и 2 Украинских фронтах. Участвовал в освобождении Украины, в Уманско-Ботошанской операции, громил врага под Яссами, в Румынии под городом Хуши отбивал психические атаки, сражался на Сандомирском плацдарме, форсировал Одер, Нейссе, уничтожал фашистов в Берлинской битве, освобождал Чехословакию.
Полным кавалером солдатского боевого ордена вернулся Гудименко во Фрунзе. Орден Славы I степени был вручен ему на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 года.
Николай Иванович умер 6 июня 1969 года.
... Это было весной 1944 года. Наши войска вступили на территорию Румынии севернее города Яссы. В числе первых бойцов, шагнувших на «чужую» землю, был сержант Гудименко, наводчик орудия.
Батарея 76-миллиметровых орудий 849 артполка стояла на берегу речки Жижия, прикрывая окопы нашей пехоты, занявшей рубеж на склонах, подступающих к долине гор. Мимо батареи, вдоль речки, проходила проселочная дорога. На ней виднелись опрокинутые автомашины, подбитые танки, орудия, а дальше окопы противника, заросшие, как и наши, молодой травой. На склонах гор густо зеленели виноградники, выше них — голубоватыми коврами — стлались буковые леса, а по берегам речки — кудрявились заросли ивняка, дикой вишни, и кое-где покрывались бурьянами брошенные огороды.
Одинокие хутора были пустынны. Вокруг них стояли развесистые черешни, усыпанные ягодами.
Затишье на передовой тревожило бойцов. По утрам в сизоватой дымке, плывущей с гор, чудились ползущие цепи врага. Уши ловили подозрительные шорохи. Днем ожидался артналет, а вечерами тени кустов снова казались чужими.
— Когда шли, и гремело все — было лучше, — сказал Николай командиру орудия, смотревшему за речку в бинокль.
— Привыкайте, — ответил тот, не отрывая от глаз бинокль.
Николай пожал широкими плечами, оглянулся на заряжающего и подносчика, которые лежали под яблоней у колеса орудия. Те тоже пожали плечами, как будто согласились с Николаем: не новички они все, привыкали к разному — зачем советовать такое, как первогодкам?
Сам командир был новеньким в их расчете и воевал не с «начала» (два года учился в тылу).
— Сегодня полезут,— обижаясь на старшину, сказал Николай, как будто назло.
— Перебежчик сказал? — ехидно отозвался командир.
— Нет. Чувствую по опыту.
Он подчеркивал, что воюет гораздо больше командира. Поддерживая Николая, заряжающий с нарочитой зевотой вставил свое словечко:
— Никакой перебежчик не скажет того, что мы нутром чуем...
О позиции уже много говорили и всегда намекали, что командир выбрал ее неумело, хотя и знали — он подчинялся командиру батареи.
Было раннее утро. Солнце всходило над лесистыми вершинами гор. Тихо струилась вода в речке, в кустах осторожно, словно понимая обстановку, чирикали птички. Затишье затягивалось. Уже кончался май, а ожидаемого контрудара, о котором предупреждали командиры, все не было.
Николай рассматривал ничейную полосу в прицел, потом отошел в сторону, начал снимать гимнастерку, желая искупаться в речке.
— Отставить, — приказал старшина.
Николай с видом обиженного надел гимнастерку и, швырнув ремень на землю, лег рядом с товарищами. Заряжающий сочувственно вздохнул. Подносчик, затянувшись дымом, выпускал его кольцами, глядя на них и на голубое безоблачное небо.
— Дежурство... — многозначительно сказал он, когда последнее кольцо дыма, путаясь в ветках яблони, растаяло. Расчет орудия нес дежурство по батарее. Никому отлучаться не разрешалось.
А солнце поднималось все выше, громче пели птички, с тыла ветерок принес запахи дыма и далекое пение петухов. Там было румынское село. Когда его заняли, оно казалось брошенным. Большинство крестьян, боясь Красной Армии, ушло в горы. Фашистская пропаганда сработала на первом этапе. Потом они стали возвращаться, теперь село жило «как до войны».
Вдруг воздух всколыхнулся грохотом взрывов. По горам покатилось эхо. В речке всплеснулись столбы воды, на берегу вздыбилась земля.
— В укрытие — крикнул командир орудия. Блиндаж был рядом. Николай, не поднимаясь, скатился в него, встал, привел себя в порядок. Другие тоже принимали боевую форму.
Земля вздрагивала. На голову, на плечи сыпалась высохшая на бревнах земля. Визжали осколки.
Грохот оборвался так же внезапно, как и начался, и хотя по горам еще каталось эхо, все поняли, что сейчас начнется главное — бой.
Команда «по местам» была лишней. Расчет уже выскакивал к орудию, и каждый занимал свое место, убирал маскировку, готовил снаряды. А впереди, на «ничейной» земле, уже показался противник. Танки шли по дороге и рядом с ней. За ними бежала пехота.
Николай ясно видел в прицел синие и зеленые фигуры бегущих, но наводил по танку, который шел крайним к речке.
— Гудименко, как видишь?— спросил командир.
— Держу по гусенице.
— В нашем секторе три танка. Подпустим ближе. Без команды не стрелять!
— Ясно!
Прильнув к прицелу, Николай спокойно ворочал маховики, удерживая цель на нитях. Танк был уже близко, отчетливо слышался лязг гусениц.
— Огонь!
Орудие вздрогнуло, резко рявкнул выстрел, и Николай увидел взрыв своего снаряда рядом с танком. Второй снаряд поднял землю перед танком.
— Сейчас ты остановишься...,— шептал Николай, готовясь к третьему выстрелу.
Командир волновался, срывался на крик, но Николай спокойно повторял: «Сейчас, сейчас...», и нажал на спуск. Танк вздрогнул. Правая гусеница блеснула и отлетела в сторону. Танк развернулся, показывая крест на боку. А Николай уже наводил по второму, тот шел в зарослях ивняка. Выводил за собой пехоту на песчаную косу. Он шел наискосок. Николай хорошо видел падающие под ним кусты.
— Сейчас, сейчас...— повторял он, намереваясь встретить танк у края кустарника.
Но вдруг перед орудием поднялась куча земли. По щитку застучали осколки. Подносчик охнул, упал. Старшина махал рукой вправо, приказывал перенести огонь по миномету.
«А танк?» — спросил себя Николай и тут же догадался: танк укрылся в зарослях, его можно пока оставить. А на краю кустарника поднимались дымки — там работал миномет.
— Сейчас, сейчас... — опять повторял Николай, наводя орудие.
Мины рвались где-то сзади. Ветер приносил едкий дым, который мешал видеть. «Надо сменить позицию»,— думал Николай, но продолжал наводить по дымкам. При солнечном свете и сквозь пелену дыма они едва виднелись. Николай напрягал зрение до рези в глазах. Его снаряды рвались рядом, а дымки, как живые, прыгали по краям кустарника, и он никак не мог погасить их. Грохот батареи, выстрелы своего орудия, разрывы мин оглушали. Николай не слышал команд старшины и о своей готовности докладывал взмахом руки. Только потом, когда перестали рваться мины и реже стреляли соседние орудия, уловил слова командира и понял, что их орудие подавило минометную батарею.
«Вот почему прыгали дымки, — усмехнулся он, — там был не один миномет».
Шум боя затихал, удалялся рев танков, похожий на эхо грозы в горах.
Солнце стояло над самой долиной. Под его лучами синими зеркалами сияли излучины речки. Четко виднелась вся «ничейная» земля. На ней чадили густым черным дымом шесть танков. Один около самой речки стоял целым и, казалось, сейчас ринется в воду, чтобы спастись за постройками хутора на той стороне.
— А пехота не ушла, — сказал заряжающий, когда санитары уносили раненого подносчика, — должно быть, залегла в кустах.
Старшина в бинокль рассматривал прибрежный кустарник и не отвечал. Потом подал Николаю бинокль:
— Посмотри, под черешней, где огород кончается...
Николай взял бинокль, посмотрел.
— Пулемет.
— Имей в виду. Второй и третий ищи левее. Видишь?
— Вижу,— ответил Николай и пошел посмотреть в прицел.
— Вижу, — повторил он оттуда.
— Я и говорю: пехота не ушла, — заметил заряжающий. — На этом не кончится...
— Правильно, не конец это, — сказал политрук батареи, появляясь из-за яблони и спотыкаясь о срубленные осколками ветки. — Была разведка боем. Теперь надо ожидать настоящего дела. Фашисты намерены выбросить нас из Румынии, чтобы не потерять союзника. А наша задача — вывести ее из войны.
Политрук сел рядом с заряжающим, начал закуривать, угощал папиросами и интересовался настроением каждого.
— Настроение боевое, — сказал старшина за всех.
Получилось как-то сухо, шаблонно. Николай сердито поправил:
— Стоим не на месте, — и, показывая на выступ берега, сказал. — Не мешало бы пробраться туда.
— Это я согласую с командиром батареи, — пообе¬щал политрук, когда уходил.
— И пополнение нам не забудьте, — сказал старшина. Теперь у него получилось в тон Николаю, и расчет вдруг понял, что он тоже недоволен позицией и, видимо, ругался с командиром батареи, и тоже, как и они, «нутром чувствовал» приближение боев, не зря все утро лежал на бруствере с биноклем и вглядывался вдаль.
Заряжающий подмигнул Николаю, тот облегченно вздохнул, пошевелил своими широкими плечами, словно стряхнул с них что-то мешающее выпрямиться. Он был веселым жизнелюбом, но вот пришел в расчет новый командир, хмурый, уставной, и ему было тяжело от одной мысли, что они не понимают друг друга. Оказывается, понимают. Командир уже увидел, какой у него наводчик, давал ему бинокль, показывал пулеметы, говорил: «Имей в виду». Значит, во время боя дергать не будет, а это для наводчика немаловажно.
В это время подошел боец, принесший завтрак, кряжистый, белобрысый, с веснушками на лице.
— Принимайте в компанию,— сказал он, улыбаясь.— Степанов Степан. Велено остаться у вас пополнением.
Завтракали весело, но не успели закончить, как опять начался обстрел.
А через несколько дней командир 849-го артполка гвардии майор Воронов писал в наградном листе:
«В бою севернее города Яссы 30 мая 1944 года, когда противник большими силами пехоты и танков пошел в атаку на наши боевые порядки, товарищ Гудименко, несмотря на сильный обстрел врага и бомбежку с воздуха, огнем из своего орудия уничтожил один танк, три пулемета, до 50 солдат и офицеров и подавил огонь минометной батареи противника.
31 мая 1944 года, когда противник повторял одну атаку за другой, товарищ Гудименко огнем с прямой наводки расстреливал фашистов, уничтожил 60 солдат и офицеров, 4 пулемета, 75-миллиметровое орудие врага.
Достоин правительственной награды ордена Славы III степени».
Прошло два месяца. Бои гремели на территории Румынии; и там заполнили второй наградной лист: «26 августа 1944 года при движении наших частей к городу Хуши (южнее Ясс) группа автоматчиков противника ворвалась в город с задачей преградить дорогу. Товарищ Гудименко быстро развернул орудие и, подпустив противника на расстояние 15—20 метров, открыл по ним огонь. Сделав 35 выстрелов, товарищ Гудименко уничтожил до 100 гитлеровцев.
27 августа в районе города Хуши противник предпринял психическую атаку силою до 3000 солдат и офицеров. Находясь на прямой наводке, товарищ Гудименко уничтожил до 70 солдат и офицеров противника...
Достоин правительственной награды ордена Славы II степени».
После успешного завершения этой операции полк Ни¬колая Гудименко был переброшен на Вислу. Командир полка, гвардии майор Воронов, писал в наградном листе: «В бою в районе деревни Новы Селец на Сандомирском плацдарме 12 января 1945 года орудие наводчика Гудименко метко и безотказно вело огонь по живой силе и технике противника, разбило минометную батарею, подавило 75-миллиметровую батарею и уничтожило 48 солдат и офицеров.
13 января 1945 года перед городом Хмельник, несмотря на жестокий артиллерийский огонь противника, товарищ Гудименко точной наводкой своего орудия уничтожил бронетранспортер, машину с боеприпасами, 32 солдата и офицера и обеспечил продвижение пехоты.
19 января 1945 года сержант Гудименко со своим орудием в рядах первых вышел на германскую границу.
Николай Иванович Гудименко достоин правительственной награды ордена Славы I степени».
Потом Николай брал Бреславль, Дрезден и десятки мелких городов, каждый из которых фашисты превращали на пути Советской Армии в мощное укрепление и которые брались не легче Ясс и Хмельника.
