СТАРШИНА ДУДКО
Дудко Фёдор Иванович родился 25 сентября 1903 года в селе Гребениковка Тростянецкого района Сумской области. В начале Великой Отечественной войны был эвакуирован с оборудованием сахарного завода в Киргизскую ССР в г. Токмак. В ноябре 1941 года Токмакским военкоматом был призван в Красную Армию. На фронте с 1943 года. Воевал на Воронежском, Степном, 2 Украинском и 1 Белорусском фронтах. В 1944 году вступил в ленинскую партию.
За мужество и героизм, проявленные в боях, награждён орденами Отечественной войны II и I степеней, Славы III, II степеней, а Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года – орденом Славы I степени.
Сейчас Фёдор Иванович – персональный пенсионер. Живёт в Сумской области.
В истории Великой Отечественной войны Корсунь-Шевченковская операция занимает особое положение. Для фашистской армии она стала «вторым Сталинградом». И знаменательно ещё то, что завершение её пришлось на то же время года – февраль, только на Волге в 1943 году немцы обмораживались, а здесь, на Днепре, в 1944 году сначала увязали в грязи, а потом их заносило метелью.
Но ранняя распутица, резко переменчивая погода — то дождь, то снег, больше затрудняли действия наших войск, чем мешали врагам держать оборону.
24 января войска 2 Украинского фронта начали прорыв обороны противника, а 25-го перешли в наступление, но «...стремясь ликвидировать прорыв, противник 27 января тремя танковыми дивизиями нанес контрудар...» (История Великой Отечественной войны, том 4, стр. 65).
Федор Иванович Дудко участвовал в этих боях командиром противотанкового орудия. На его счету было уже много боев, в которых орудие уничтожило десятки танков, самоходок, огневых точек, орудий и солдат противника. Мужественный, с большим жизненным и солдатским опытом, он смотрел на войну, как на тяжелую работу, которую надо сделать, чтобы вернуться домой и продолжить мирный труд.
В расчете его орудия подобрались такие же «старички», как он сам — моложе тридцати лет никого не было, но во время подготовки к наступлению двоих перевели в другие расчеты, а ему дали «молодое пополнение» — восемнадцатилетних парней, проживших все военные годы в оккупации. Они были приднепровские и все поглядывали назад, где остались их дома.
— Там слышно, как мы воюем, — сказал один из них Коля Остапчук. Второй, соглашаясь, добавил:
— А в ночи сполохи будет видно...
Федор Иванович и его старые товарищи улыбнулись, наводчик Загорулько потрепал Колю по плечу:
— Не тужите, хлопцы, война дело временное... С победой вернетесь, девчата за вами будут табуном ходить — герои!..
Расчет оборудовал позицию, готовился к бою. Батальону и батарее противотанковых орудий было приказано развернуться фронтом на юг и не дать противнику ударить по флангу наступающей дивизии.
Позиция орудия оказалась по-соседству с лысой, каменистой высотой под номером 206,1. Она была справа, а слева, отделяя орудие от батареи, тянулся обрывистый овраг, заросший по краям шиповником и ежевикой. Сейчас по нему шумел мутный ручей, сбегающий с раскисшего поля, на котором спешно окапывалась наша пехота.
Время было раннее, всходило солнце. В голом шиповнике чирикали воробьи, над полем летали вороны, принимая пехоту за пахарей и собираясь покормиться червями из первой борозды, а на лысой высотке устраивался наблюдательный пункт. Оттуда слышался лязг лопат и чертыхание солдат, копавших в каменном грунте блиндаж.
Федор Иванович, осмотревшись вокруг, неодобрительно покачал головой, расправил черные густые усы и высказал предположение, что когда начнется бой, расчету достанется самая трудная работа.
— Почему? — спросил Загорулько.
— Фашисты будут брать в первую очередь бугор.— Федор Иванович кивнул на высоту, — а нам отдать его нельзя. Вот и будет вся катавасия в нашем секторе.
— Похоже на правду,— согласился замковой Остап Николаевич Тыртышный. Он тоже разгладил запорожские усы, прокашлялся и посоветовал своему командиру:
— Ты, Хведир, попросил бы у комбата еще снарядов, а то потом хлопцам придется через овраг лазить.
Федор Иванович согласился, приказал хлопцам запрягать в бричку волов и ехать вокруг оврага на батарею, а сам пошел напрямую.
В последние дни в расчете орудия, кроме лошадей, были две пары волов. По той грязи, которую размесили войска на дорогах и в поле волы стали единственной тягой, способной помочь передвигаться и перевозить грузы.
Погоняя волов, хлопцы уехали, у орудия остались только Загорулько и Тыртышный. Они закурили (Загорулько самокрутку, Тыртышный прокуренную люльку). Вскоре вернулся Федор Иванович. Вытирая руки пучком прошлогодней травы, он молча сел к солдатам, закурил из своего кисета и только тогда сообщил результат разговора с командиром батареи.
— Снаряды привезут.
— А фашисты где?
— Идут из Новомиргорода. Танками идут.
— Не слышно еще... — Тыртышный повернул левое ухо в сторону юга, прислушивался.
— Бывал я там. Дороги — не дай боже,— Загорулько посмотрел под ноги и вдруг усмехнулся: — А что, Федор Иванович, после войны в Киргизию вернетесь или на свою родину Сумщину?
— Там побачим...
— Загадывать рано, — согласился Тыртышный. Солнце поднималось все выше, но из-за облачности день был пасмурным, а холодный ветер нес над полем сырые клочья тумана. В два часа дня с юга долетел гул моторов. Минут через двадцать танки показались на поле и, заметив овраг и высоту, повернули в проход между ними. Танки шли тяжело, их гусеницы вязли в разбухшей пахоте, моторы ревели натуженно, скорость была малой. На их броне густо сидели десантники, а дальше, сильно отставая, шла пехота и орудия на конной тяге. Хлопцы из расчета Федора Ивановича заметно переменились на лица, побледнели, глаза расширились, не могли оторваться от танков. Те шли двумя колоннами по четыре в каждой.
— По местам! — приказал командир. Загорулько уже навел орудие на передний танк в правой колонне и доложил об этом спокойно, как будто на них ехали брички, запряженные волами.
Рев моторов нарастал, уже различались отдельные фигуры десантников, мелькали траки гусениц, залепленные грязью, плавно покачивались стволы орудий.
И вдруг в рев танков ворвался треск автоматных и пулеметных очередей — это наши пехотинцы открыли огонь по десантникам, и тех как ветром сдуло за танки, а танки, взревев еще громче, ринулись вперед, перестроились во фронт.
— Огонь! — крикнул Дудко.
Грянул выстрел, снаряд вспыхнул под башней ближнего танка. Из его открытого люка вырвалось красное пламя и дым. Он встал. За оврагом громыхнули орудия батареи. Вспыхнул еще один танк. Остальные открыли огонь, стали уклоняться за высоту. Но там увидели второй овраг и снова повернули в проход, где стояло орудие Дудко. Расчет подбил еще один танк, который уже вырвался на сухой косогор высотки и пытался обойти орудие с фланга. Четвертый танк, проскочив траншею нашей пехоты, был подожжен гранатами. А за оврагом гремела наша батарея, не давая приблизиться вражескому десанту и орудиям, которые стремились поддержать танки. А танки уже разворачивались назад, откатывалась и их пехота.
На поле остались два орудия, у которых были побиты конные упряжки. Одна раненая лошадь с душераздирающим ржанием неслась по полю, но попала под пулеметную очередь и рухнула, подняв столб грязи, как невзорвавшаяся бомба.
— Теперь надо ожидать гостинцев, — сказал Федор Иванович, когда бой затих, а на краю поля у фашистов происходила перегруппировка сил. Оставшаяся, артиллерия выходила на огневой рубеж, готовилась ударить по нашим позициям.
— Давай, хлопцы, в укрытие. На перекур, — добавил Федор Иванович.
Обстрел начался с такой плотностью, что если бы не штурмовики ИЛы, вызванные заранее, наши позиции не смогли бы отбить вторую атаку. Сделав несколько заходов, четверка ИЛов полностью «разгрузилась» на батарею фашистов, и она замолчала. Но враги не отказались от новой попытки смять нашу оборону. Используя готовые колеи, оставшиеся танки опять ринулись в атаку, но теперь шли на большей скорости и рассчитывали, что это спасет их от снарядов наших орудий. Кроме того, они еще издали открыли огонь, и их снаряды рвались на наших позициях.
— Добре стреляют, — сказал Загорулько, когда один из снарядов взорвался перед щитом, и брызнувшая грязь залепила прицел.
— Надо почистить...
Орудия батареи вели беспрерывный огонь. Передний танк завертелся на разбитой гусенице и беспомощно остановился. Неожиданно из-за него ударил пулемет. По щиту орудия защелкали пули. Охнул и зажал раненую руку Остап Тыртышный, упал Коля Остапчук. Запрокинув голову назад, медленно осел у станины Загорулько. Дудко бросился к панораме, и тут же взрывной волной его отбросило в сторону, ударило оземь. Но он поднялся.
— Заряжай, Остап, заряжай.
Тыртышный, кривясь от боли, послал снаряд в ствол и окриком вывел из оцепенения подносчика:
— Иван, снаряды!
Тот вздрогнул, схватил снаряды, подал гильзой впе¬ред.
— А Коля как же!.. — выкрикнул он с надрывом.
Орудие выстрелило, заглушив его слова.
— Еще один «тигр»,— отметил про себя Дудко.
Танк остановился перед самой траншеей. В него полетели гранаты. Он загорелся, и дым закрыл второй танк, который уже поворачивал назад. По нему били с батареи. Он остановился на повороте, в нем взорвался боезапас, и башня плюхнулась в грязь. Два последних уходили торопливо, бросая свою пехоту.
А в небе снова появились ИЛы. Они пикировали друг за другом, поливая отступающую пехоту из пулеметов. Вой их моторов, когда они выходили из пикирования, наводил ужас, и фашисты, бросая раненых, бежали с поля боя толпой.
— Неплохо мы научились бить их,— сказал Федор Иванович. Он помог Тыртышному перевязать руку и начал закуривать.
Ваня вздрагивал, его колотил озноб. С батареи пришел капитан.
— Как тут у нас?
— Смотри... — ответил Федор Иванович.
— У нас тоже так... Пришлю замену... — капитан надел шапку, которую снимал, когда останавливался перед Загорулько и Колей, и ушел обратно.
Вскоре с батареи пришли трое бойцов. Их орудие было разбито. Они оказались без дела.
— Принимай Федор Иванович, а то лишними стали... Они принесли термос с лапшой и буханку хлеба.
— Приказано покормить вас, а то на этом дело не кончилось. Наши раненых фрицев подобрали. Они говорят, это было передовое охранение, за ним идет главная сила. Много самоходок — «фердинандов».
— Хай будут фердинанды,— ответил Тыртышный.
— А ты, хлопец, ешь,— сказал Федор Иванович, заметив, что Ваня положил ложку,— ешь. На полный желудок страху меньше.
— Это верно, парень,— подтвердил разговорчивый сержант.— Страх всегда в животе зарождается, и если там полно, ему негде развернуться. Твои дружки на батарее уже наелись и хохочут друг над другом.
— Все живы? — спросил Ваня.
— Чудной ты, парень. Не веришь, что на войну попал? Так ты послушай, что я тебе скажу...
Сержант начал рассказывать, как сам попал в первый бой, и уже хотел признаться, что пережил, как на поле показались «фердинанды», а за ними чернели густые цепи пехоты.
Бой с ними длился до вечера. Все их попытки прорвать нашу оборону были отбиты. Ночью батарея, в которой уцелело два орудия и немногим больше роты солдат, отошла на новый рубеж. Вместо нее подошла другая батарея противотанковых орудий, и там окапывались пехотинцы.
«...Одновременно с севера... нанесли удар части одной танковой и двух пехотных дивизий противника. Завязались ожесточенные бои, в ходе которых противнику удалось закрыть образовавшуюся в его обороне брешь и отрезать наши 20 и 29 танковые корпуса от главных сил фронта.
Несмотря на сложную обстановку, личный состав корпусов продолжал настойчиво выполнять основную задачу»!
В районе Корсунь-Шевченковского было окружено, а затем и разгромлено десять дивизий и несколько отдельных полков и подразделений противника. За участие в этих боях Федор Иванович Дудко был награжден орденом Славы III степени. Это была третья награда артиллериста. За участие в сражениях 1944 года на правобережной Украине он был награжден двумя орденами Отечественной войны II, I степеней.
В конце года артиллерийский полк перебросили в состав Первого Белорусского фронта и Дудко принял участие в освобождении Польши, в разгроме врага в Восточной Померании.
«В ночь с 2 на 3 февраля 1945 года при отражении контратаки немцев в районе города Скампа огнем из своего орудия уничтожил прямой наводкой более взвода фашистской пехоты. Когда враг подошел близко к расположению нашей батареи, старшина Дудко уничтожил 15 немецких солдат и офицеров. Достоин правительственной награды — ордена Славы II степени». (Из наградного листа).
В последних числах апреля полк вел бои в Берлине. Нелегко было расчету Дудко ворваться в фашистскую столицу. Мосты через реки и каналы были уничтожены. Приходилось переправляться на подручных средствах под огнем обессиленного, но злобного врага. Артиллерийский расчет бил прямой наводкой по домам и чердакам, где засели «фаустники». На одной из улиц расчет попал под перекрестный огонь двух станковых пулеметов. Укрывшись в развалинах, артиллеристы вступили в бой, уничтожили пулеметы и одну автомашину, на которой вражеские солдаты пытались проскочить на окраину города. Используя стрелковое оружие, Дудко лично уничтожил семь солдат противника.
Подвиги старшины Дудко в Берлинской битве отмечены высшей солдатской наградой — орденом Славы I степени.
